Прощание Зельба - Страница 22

К оглавлению

22

Видимо, Шулер выяснил, где хранятся грязные деньги. Почему он не пошел с этим в полицию? Почему ко мне? Потому что ему не хотелось иметь отношение к аресту Велькера, который когда-то был его учеником? Отец которого был другом и покровителем Шулера?

Было двенадцать часов. Я прошелся по квартире. Кухню в свое время выкроили из ванной комнаты, гостиная используется как спальня, диван — это ее постель, сегодня ночью она спала в зимнем саду, он же по совместительству кабинет с письменным столом, компьютером и подвесной кроватью. Будучи директором банка, она могла бы позволить себе гораздо больше. Что она делает с деньгами? Около стола висели фотографии: она с мужем и без него, с ребенком и без него — у белокурой девочки высокий лоб и светлые волосы, она настолько же изящна, насколько коренаста сама фрау Собода. Может быть, это не дочь, а племянница? Я взял с письменного стола лист бумаги.

...

Дорогая фрау Собода!

Благодарю вас за все, что вы для меня сделали. Мне было у вас хорошо, хотя меня и задело, когда вы сказали, что я похож на сотрудника государственной безопасности. Я выспался, температура почти нормальная, голова снова вернулась на место, чему я несказанно рад.

Я не из полиции. Я частный детектив, и — вы не поверите — меня нанял господин Велькер: я расследую для него одно дело, которое совершенно точно служит лишь предлогом. Знать бы еще для чего! Не знаю.

А очень хотел бы это выяснить и хотел бы во многом еще разобраться, прежде чем расскажу полиции все, что знаю. Я поставлю вас в известность, как только что-нибудь прояснится.

Спасибо вам.

Снизу я приписал адрес и номер телефона. Потом вызвал такси и поехал на вокзал. Ближе к вечеру я вернулся в Берлин.

Не знаю, какой черт меня попутал. Вместо того чтобы поменять билет со следующего дня на сегодняшний или наплевать на него и сразу же сесть в поезд, я вернулся в отель на Унтер-ден-Линден, еще раз прошелся по Берлину и снова оказался у «Галльских ворот». Что мне там понадобилось? Кстати, я снова побывал на улице, на которой вырос. Колонка, из которой я огромным поршнем накачал воды, видимо, была та же самая, из которой я качал воду в детстве. Но это не наверняка.

На этот раз у «Галльских ворот» мне встретились те, которые в прошлый раз болтались на другой платформе. Черные штаны, куртки и пара девиц в черных ползунках. Я их не узнал. Зато они меня узнали. «Это же тот старикашка, который орал „Хайль Гитлер“. Эй, старый нацист!»

Я ничего не сказал. Разве они не видели, что я кричал не по своей воле и в конце концов оказался в канале? Или виновата подъехавшая тогда электричка?

Они подошли и оттеснили меня к перилам. Какие лица, подумал я, лица глупых, фанатичных детей. А еще я подумал, что за «Хайль Гитлер», выкрикнутое два дня назад, я и без того уж наказан вполне достаточно. За «Хайль Гитлер» многолетней давности и за все зло, которое я принес тогда, работая прокурором, я, возможно, заслуживаю наказание гораздо более суровое. Но не от этих детей.

— Пропустите меня, пожалуйста.

— Мы антифашисты!

У них тоже оказался предводитель, долговязый очкарик. Когда я попытался протиснуться между ними, он схватил меня за грудки:

— Мы не потерпим в своем городе фашистов!

— Неужели вам мало молодежи, которой вы можете это доказывать?

— Всему свое время! Сперва старикам, потом молодым.

Он продолжал меня держать.

И тут я потерял самообладание. Оттолкнул его руку и влепил ему две пощечины, ударил по его тупой морде один раз слева, другой справа. Он налетел на меня, прижал к парапету и стал выталкивать через перила. Никаких «раз, два, три», остальные молча и исступленно бросились помогать, я молча и исступленно сопротивлялся, пока не перевесился через перила вниз головой. Они разжали руки, и я плюхнулся в воду.

Когда я стоял на обочине, мимо одно за другим проезжали такси, водители притормаживали, видя, что я им машу, но тут же, заметив мою мокрую одежду, прибавляли скорость. Полицейская машина последовала их примеру. Наконец надо мной сжалилась одна молодая женщина, она довезла меня до гостиницы. Портье, дежуривший два вечера назад, снова был на посту. Он узнал меня и расхохотался во все горло. Мне было не до смеха.

22
Старая цирковая кляча

Прощание с Берлином меня не огорчило. Когда в субботу утром самолет летел над городом, я смотрел вниз. Много воды, много зелени, большие и маленькие дома, церкви с башнями и церкви с куполами — все, что положено. Берлин, конечно, большой город, кто же спорит. Берлинцы неприветливы, их дети невоспитанны, их таксисты негостеприимны, полицейские профнепригодны, а портье невежливы, — наверное, в городе, который несколько десятилетий находится на содержании, по-другому и быть не может. Но мне это не нравится.

В Мангейм я вернулся угрюмый, простуженный и сотрясаемый ознобом. Нэгельсбах оставил мне на автоответчике сообщение, что моя машина стоит на Вердерштрассе, он позаботился о том, чтобы полицейские не отправили ее на штрафстоянку за чертой города, а поставили на моем углу, то есть сэкономил мои деньги. Георг вернулся из Страсбурга и желал отчитаться. Бригита на выходные уехала с Мануэлем в Беерфельден. Велькер настаивал на встрече — самое позднее в воскресенье утром; в выходные он никуда не поедет и будет ждать моего звонка и моего визита. В промежутках между этими сообщениями раздавались стенания Карла-Хайнца Ульбриха: нам совершенно необходимо поговорить. У него появился сотовый, так что я должен ему перезвонить. Я стер сообщение, даже не записав номер.

22