Прощание Зельба - Страница 11

К оглавлению

11

— Что в этой жизни мы могли бы получить гораздо больше радости?

— Но… — Он не договорил. Снова посмотрел на деревья, потом на стол, потом на меня. Скривил рот, изображая улыбку. — Да, возможно, я всегда это знал. — Он отодвинул стул и встал. — Мне нужно идти. Вы записали адрес старого Веллера? Дом Святого Августина в Эммертсгрунде. Вторые родители уже мертвы. Кстати, болезнью Альцгеймера он не страдает. Иногда только притворяется, если ему не нравится какой-нибудь вопрос.

11
Быстрые деньги

Эммертсгрунд находится на склоне, над Лайменом. Прекрасная квартира в доме престарелых Святого Августина выходит окнами на запад, откуда, как и в шикарных больничных палатах в Шпейерер-Хофе, открывается великолепный вид на долину Рейна. У подножия горы стоит цементная фабрика, вокруг которой клубится тонкая светлая пыль.

Мы со старым Веллером устроились у окна. Свои две комнаты он обставил собственной мебелью и, прежде чем мы сели, рассказал мне историю каждого предмета. А еще рассказал о соседях, которых терпеть не может, о еде, которая ему не нравится, и об организованных здесь кружках, от танцев до рисования на шелке, которые его не интересуют. Из-за плохого зрения он не может больше водить машину, торчит безвылазно здесь, в Августинуме, и страдает от одиночества. Не думаю, что он поверил в мою басню о том, что я собираю деньги на поддержание могил немецких солдат. Но он настолько одинок, что ему все равно, кто я такой. Кроме того, мы оба были ранены во время польской кампании.

Я сочинил себе сына, невестку и внука, а он рассказал о своей семье и о смерти дочери.

— А зять с внуками вас не навещают?

— После смерти Штефани ни разу не приезжал. Я ведь ни словом его не упрекнул. Но его мучит совесть. А внуки живут в Швейцарии в интернате.

— Почему его мучит совесть?

— Он должен был ее беречь. И нечего было ввязываться в эту дурацкую затею с банком в восточной зоне. — Пока старик жаловался на жизнь, голос его звучал плаксиво. Теперь он заговорил твердо, и я почувствовал, какой харизмой обладал этот человек в свое время.

— Я думал, что в новых землях наши банки гребут деньги лопатой.

— Молодой человек, — он, хоть и был моим ровесником, называл меня молодым человеком, — вы далеки от банковского дела и ничего в этом не смыслите. Наш банк выстоял за счет сокращения, а не расширения. Мы управляем состояниями, консультируем вкладчиков, создаем фонды, и делаем все это на высоком уровне, принятом мировым сообществом. Собственно говоря, несколько жителей Шветцингена, которые до сих пор имеют у нас свои счета, в общую картину давно уже не вписываются. Мы обслуживаем их из сентиментальных соображений. И клиенты Сорбского кооперативного банка тоже не вписываются, даже если их много. Поговорка, что птичка, мол, по зернышку клюет, — это не про нас.

— А ваш зять иного мнения?

— Мой зять… — Старик издал короткий недовольный смешок, прозвучавший весьма презрительно. — Не знаю, какое там у него мнение и есть ли оно вообще. Он парень способный, но банк — не его стихия, совсем не его. Он изучал медицину, и лучше бы уж Велькеры сделали из него врача, вместо того чтобы силком тащить в банковское дело во имя семейной традиции. Семейные традиции… Разве происходящее сейчас имеет хоть какое-то отношение к семейным традициям! Нынче всем подавай быстрые деньги, теперь у них новые друзья и новые кадры, я уже даже и не знаю, существует ли еще то учреждение, управляющее инвестициями и фондами, которое создали мы с Велькером. Вот до чего дошло: я — не знаю!

Когда я собрался уходить, он показал мне фотографию своей дочери. Она не была роскошной красавицей, которую я нарисовал себе после увиденной у Шулера фотографии ее двоюродной бабки и слов Нэгельсбаха. Узкое лицо, темные гладкие волосы, строгий рот, в глазах не только огонь и душа, но еще и живой ум.

— Она была специалистом по банковскому делу и юристом. Ей досталось в наследство финансовое чутье, выработанное несколькими поколениями. Останься она в живых, в банке все было бы по-другому. — Он вытащил из кармана кошелек и протянул мне пятьдесят марок. — Вот вам на солдатские могилы.

Домой я ехал через Шветцинген. Официант в кафе поздоровался со мной как с постоянным клиентом. Была половина четвертого, время горячего шоколада и мраморного кекса, а по пятницам у сотрудников банкирского дома «Веллер и Велькер» еще и время окончания рабочего дня. В четыре из банка вышли четыре девушки. Минутку постояли все вместе, распрощались, две пошли вдоль рва, а две к вокзалу. В половине пятого появились три молодых человека, эти пошли вдоль рва в другую сторону. Я положил на стол двадцать марок, помахал официанту и отправился за ними. Их путь оказался неблизким: мимо Мессплац, под железнодорожным мостом, в район со складами, мойкой машин, строймаркетом и магазином напитков. Там они вошли в семиэтажный отель, я увидел, как у стойки им выдают ключи.

У меня в конторе мигала лампочка автоответчика. Георг обнаружил мое сообщение и собирался зайти — спрашивал, когда мне удобнее: в воскресенье или в понедельник. В субботу вечером Бригита предлагала сходить в кино. Третий звонок был от Шулера. «Извините, что в прошлый раз был с вами резок. Я уже успел поговорить с Бертрамом и Грегором и знаю, что вы не сказали обо мне ничего плохого. На Бертрама просто много чего навалилось, но сегодня вечером он зайдет ко мне. Не хотите ли и вы заглянуть еще разок? Может быть, на следующей неделе? Давайте в понедельник? — Он засмеялся, но смех этот был нерадостным. — В старом барсуке еще теплятся остатки жизни. Он поймал гуся».

11